Светил возженных миллионы
В неизмеримости текут;
Твои они
творят законы,
Лучи животворящи льют;
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипящий сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры,
Перед Тобой — как нощь пред днём.
Неточные совпадения
Но что ж претит моей свободе?
Желаньям зрю везде предел;
Возникла обща власть в народе,
Соборный всех властей удел.
Ей общество во всем послушно,
Повсюду с ней единодушно.
Для пользы общей нет препон.
Во власти всех своей зрю долю,
Свою
творю,
творя всех волю, —
Вот что есть в обществе
закон.
Он был несчастлив во всех предприятиях — Она во всем счастлива; он с каждым шагом вперед — отступал назад — Она беспрерывными шагами текла к своему великому предмету; писала уставы на мраморе, неизгладимыми буквами;
творила вовремя и потому для вечности, и потому никогда дел Своих не переделывала — и потому народ Российский верил необходимости Ее
законов, непременных, подобно
законам мира.
— Всему свое время, возлюбленный, — сказал Егор Сергеич. — В духе пребывай, почаще на себя его сманивай постом, молитвой и песнопеньем, — проговорил учительно Денисов. — Паче же всего пророчествуй в назидание верных. И сам принимай пророчества, внимай им и
твори по их повелениям. Тем душу сохранишь и
закон исполнишь. Но теперь пока до будущей беседы… Обо многом надо мне потолковать с братцем Николаюшкой. Теперь потолкуем келейно, а после и с тобой, возлюбленный, побеседую. И на соборе поговорим.
«Типичный декадент, — говорит Ницше, — умеет заставить смотреть на свою испорченность как на
закон, как на прогресс, как на завершение». Отличие Ницше от других декадентов заключается именно в том, что он ни под каким видом не согласен принять своей «испорченности», совершенно не доверяет ее внушениям и все время чутко прислушивается к себе, все время следит за собою, — как бы не попыталась в нем
творить жизненные ценности его «испорченность».
Но что ж претит моей свободе?
Желаньям зрю везде предел;
Возникла обща власть в народе,
Соборной всех властей удел.
Ей общество во всем послушно,
Повсюду с ней единодушно;
Для пользы общей нет препон;
Во власти всех своей зрю долю,
Свою
творю,
творя всех волю;
Родился в обществе
закон.
Человек, целиком еще пребывающий в религиозных эпохах
закона и искупления, не сознает свободы своей творческой природы, он хочет
творить по
закону и для искупления, ищет творчества как послушания.
Я в свет изшел и ты со мною;
На мышцах нет моих заклеп;
Свободною могу рукою
Прияти данный в пищу хлеб.
Стопы несу, где мне приятно;
Тому внимаю, что понятно;
Вещаю то, что мыслю я;
Любить могу и быть любимым;
Творю добро, могу быть чтимым;
Закон мой — воля есть моя.
И
творить падший, грешный человек может, лишь подчиняясь
закону, лишь по норме.
Закон начинает борьбу со злом и грехом, искупление завершает эту борьбу, в творчестве же свободном и дерзновенном призван человек
творить мир новый и небывалый, продолжать творенье Божье.
Мораль, подобно всякому
закону, скорее изобличала зло, чем
творила высшую правду жизни.
В подзаконном, ветхозаветном своем сознании, так добросовестно и верно отраженном Кантом, не дерзает человек обнаружить своей творческой природы, он дерзает лишь
творить дифференцированные виды культуры, ибо это дифференцированное творчество есть послушание
закону, выполнение норм.
— А вот это-то совсем и не нужно! Что такое его правда? Правда тоже хорошо, да не по всякую минуту и не ко всякому с нею лезть. Он сам для себя свою правду и
твори, а другим свой
закон на чужой кадык не накидывай. У нас свой-то
закон еще горазде много пополней ихнего: мы если и солжем, так у нас сколько угодно и отмолиться можно: у нас и угодники есть, и страстотерпцы, и мученики, и Прасковеи. Ему до нас встревать нечего. Зато ему и показали, где бог и где порог.